Сноп тяжел золотым зерном, А рука могутною дрожью. Размахнусь только раз цепом — Гулкий ток весь засыплю рожью; На лопату зерно приму, Кину в ветер, чтоб снес мякину, Чистый хлеб соберу в суму И на плечи ту сумку вскину. В гридни княжьи пойду, хвалясь: Кто суму приподнимет, князь? За столы, подбоченясь, сяду. Приподнять никому невмочь, И зовет князь невесту дочь, Что гуляет в венце по саду. Вот, Настасья, тебе жених! Колокольни дрожат от гула, И слепец запевает стих: «Буди жив, богатырь Микула!»
Талисман
Родила меня мать в гололедицу, Умерла от лихого житья; Но пришла золотая медведица, Пестовала чужое дитя. В полнолунье водила на просеки, Ворожила при ясной луне. И росли золотые волосики У меня на груди и спине. Языку научила змеиному И шептанью священных дубрав; Я в затонах внимал шелестиному, Заунывному голосу мав. Но ушла золотая медведица, На прощанье дала талисман… Оттого-то поется, и грезятся Мне леса, и река, и туман.
Лешак
Все-то мавы танцевали Кругом, около, у пня; Заклинали, отогнали Неуемного меня. Всю-то ночку, одинокий, Просидел я на бугре; Затянулся поволокой Бурый месяц на заре. Встало солнце, и козлиный Загудел в крови поток. Я тропой пополз змеиной На еще горячий ток. Под сосной трава прибита, Вянут желтые венки; Опущу мои копыта В золотые лепестки… Берегись меня, прохожий! Смеху тихому не верь. Неуемный, непригожий, Сын я Солнца – бог и зверь.
Зори
Койт встает на закате, зовет Эммарику; А леса между ними завалены снегом; Старый Сивер приподнял холодную пику И летит на оленях – белесом и пегом. Койт зовет Эммарику. «Приди, моя зорька, И возьми у меня золотое светило!» А она: «Не могу – караулит нас зорко Снежнокудрого Сивера вьюжная сила». Сосны сини, и снег между соснами синий. Плачет Койт, простирая к возлюбленной пальцы. А от слез опускается на землю иней; И в сугробах пушистые прыгают зайцы.
Самакан
В круг девичий посадите, Гостя чаркой обнесите; Ой, гусляр! Ой, гусляр! Спой про сокола Финиста, Про чеканное монисто; Ой, гусляр! Ой, гусляр! Ладом в ладушки ударим, Красным золотом одарим; Ой, гусляр! Ой, гусляр! Струны мои, струны неурывчаты! Песни мои, песни переливчаты! Думы мои за море летят; За морем три старицы стоят, Старицы, клобушные да мудрые, Спрятали царевну на Словут-горе. По морю, по камушкам пойду я, Песнями царевну расколдую; Струны мои серебром рассыпятся, Встанет царь-девица в алой зыбице, Жемчугом расшитый сарафан… Здравствуй ты, царевна Самакан! Не понять вам песни, девицы, Золотой не разгадать, И в царевнин терем лестницы Нипочто не отыскать. Поклонился гусляр до полу, И пошел в студеную ночь, От гостей, от чарки прочь, И запел, заплакал по полю. Звезды мои, звезды голубые, Очи царь-девицы золотые… Синее ты небо запрокинулось, Песню мою смертную я кину ввысь… Песню о царевне Самакан, Запевай за мной, подхватывай, буран.
Лель
Опенками полно лукошко, А масленик некуда деть; На камне червивом морошка Раскинула тонкую сеть. И мох, голубой и пахучий, Окутал поваленный пень; Летают по хвое горючей Кружками и светы и тень, Шумят, вековечные, важно И пихты, и сосны, и ель… А в небе лазоревом бражно, Хмельной, поднимается Лель. Вином одурманены, пчелы В сырое дупло полегли. И стрел его сладки уколы В горячие груди земли.
Семик
Ох, кукуется кукушке в лесу! Заплетите мне тяжелую косу; Свейте, девушки, веночек невелик — Ожила береза-древо на Семик. Ох, Семик, Семик, ты выгнал из бучил, Водяниц с водою чистой разлучил И укрыл их во березовый венец. Мы навесим много серег и колец: Водяницы, молодицы, Белы утицы, Погадайте по венку, Что бросаем на реку, По воде венок плывет, Парень сокола зовет, Принести велит венок В златоверхий теремок. Ой, родненьки! Ой, красные! Ой, страшно мне, Молоденькой.
Додола
Над прохладною водою из криниц Снимем платье с той, что краше всех девиц, Тело нежное цветами опрядем, По селениям Додолу поведем, Осыпаем всех прохожих ячменем, Князя-солнце нашей девице найдем, Вон по небу, светел силою и лих, Ходит, саблею играет князь-жених… Уж ты саблей тучу наполы руби, В рог златой по горним долам затруби! Воструби – зови, а мы к тебе идем, Во цветах Додолу красную ведем… На, возьми ее, ожги ее огнем… Мы над нею ветви сению согнем.
Лесная дева
Хмар деревья кутает, Мне дороги путает, Вопит дикий кур. Девушка весенняя! Вот метнулась тень ее… Кто там? Чур мне, чур! В очи хвоей кинула И в пещере сгинула… А в сырую мглу День пустил стрелу.
Плач
Ночь – глухая темь; Всех дверей-то семь. За дубовыми, Медью кованными, Бык сидит. У семи дверей Семиглавый змей. На завалине — Сером каменье — Крепко спит. Поднимает лик Златорогий бык, Разбегается, Ударяется Рогом в дверь. Но тверды замки, Не сломать доски. Горе черное! Дверь упорная! Силен зверь. Где же ты, меч-топор — Кладенец востер? В море лоненном Похороненный Синий меч! Эх, найти бы мне Острый меч на дне! Змею старому, Зверю хмарному Главы ссечь.
За синими реками
Колыбельная
Похоронные плачи запевает Вьюга над пустыней, И по савану саван устилает, Холодный и синий. И тоскуют ослепшие деточки, В волосиках снежных; И ползут они с ветки на веточку — Не жалко ей нежных. Засыпает снегами колючими Незрячие глазки; И ныряют меж тучами-кручами Голубые салазки. И хоронятся зяблые трупики — Ни счету, ни краю… …Не кричи, я баюкаю, глупенький! Ой, баюшки-баю.